Жизнь идет вперед, и в обществе сокращается та пропорция, которая росла, училась и работала в ЛССР, у которой есть собственные воспоминания, а не рассказы родителей, бабушек и дедушек или освоенное в школе.

Но — поэтому ли это имеет взаимосвязь с уменьшением советской ностальгии и самого советского человека или дефинированного русским десидентом Александром Зиновьевым Homo sovieticus?

Снятый несколько лет назад документальный фильм Риты Рудуши и Иво Бриедиса с таким названием дает однозначный ответ — нет.

И внедрение этого понятия в плоть и кровь не зависит ни от возраста, ни национальности, ни географического места нахождения человека.

В фильме, снятом еще до войны в Украине и произошедших в связи с ней перемен, в том числе в Латвии, сейчас можно найти ответы на вопросы, почему в нашей стране уже более 30 лет после восстановления независимости полно людей, которые готовы лечь перед техникой по демонтажу оккупационных памятников, которые ноют из-за отключения российских ТВ каналов и которых ужасно бесят флаги Украины на зданиях.

Или таких людей, которые совершенно не верят возможности самим взять в руки свою жизнь и повлиять на окружающую среду, которые ждут какой-то мессии, которая принесет золотые времена.

Homo sovieticus — ментальный феномен, который просто не мог перестать существовать в 1991 году в то время, когда поднимался красно-бело-красный флаг. Излечение от него требует не только времени, но и воли.

Очень радуюсь тому, что миссию разбирать советское время и просвещать сквозь судьбы людей на себя все чаще берут представители разных сфер искусства. За короткий промежуток времени получилось увидеть театральную постановку «Мы, рок, секс и СССР» и фильм Инары Колмане по роману Норы Икстены «Молоко матери».

Есть возможность совершить путешествие в прошлое и за короткое время еще раз пережить ощущения детства, молодости, в точности вспомнить все абсурды, нелепости и «так надо, потому что надо»,

что в то время просто воспринималось единственным возможным образом — как единственное бытие —, что оказалось действительно терапевтическим.

Для самой стало сюрпризом то, что во мне где-то хранится острый осколок зеркала как у Кая в сказке Андерсена «Снежная королева», и в начале представления и сеанса фильма они таяли и растворялись, позволяя теплым ручья промыть старые раны.

Когда в театре передо мной село три ряда школьников, внутренне охнула, Но зря. С первой до последней минуты они не отрывали взгляда от сцены и, кажется, порой забывали дышать. Никакого хихиканья или тыканья в телефон от скуки.

Я уверена, что рудименты гена Homo sovieticus, унаследованные с молоком матери, в ходе спектакля полностью отпали.

Также после фильма у двадцатилетних было лишь две мысли — это должны видеть все и, чтобы никому и никогда больше это не пришлось пережить!

Верю, что им будет по силам разорвать цепочку передачи наследия и травм прошлого.